(Тезисы об актуальности анархизма) Анархизм: взгляд справа Анархизм считается максимально левым флангом левой мысли. Это тотальная критика слева всех остальных разновидностей революционных идеологий: от марксистов до социал-демократов. Анархисты бичевали у других леваков наличие старых, реакционных элементов. Для анархии все иные формы являются завуалированным выражением древнего и единственного врага - власти. Анархизм стремится обосновать систему радикальной антитезы общества, основанного на принципе власти. Отсюда название "ан_архия", дословно - "отсутствие власти". Анархия претендует на то, чтобы быть левым без примеси правого, но это не удается. И здесь в анархизме сплошь и рядом мы встречаемся с элементами того, что традиционно принадлежит "правому". Показательны примеры Эволы, "правый анархизм" Эрнста Юнгера, автора концепции "анарха". Примеры "правого" компонента в анархизме многочисленны. Самым ярким является мистицизм. Бакунин - масон, мистик - интересовался движением бегунов. То же самое Кельсиев. Крупный деятель анархизма Теодор Ройсс - масон, мистик, основатель "Ордена Восточных Тамплиеров" (вместе с Карлом Кельнером). Позже Алистер Кроули. В России Карелин, Солоновичи, кружок вокруг музея Кропоткина. Анархо-хлыстовская секта Алексея Добролюбова. Множество других примеров дает А. Эткинд в книге "Хлыст. Секты, литература, революция". Мистицизм едва ли может быть отнесен к "левому", "прогрессивному" течению. Он предполагает веру в потустороннее, некоторый архаизм. Другое дело: каков этот архаизм? Какова структура анархического отношения к мистике? "Против начальств, против властей:" Мистицизм анархистов покоится на особой гностической формуле. Суть ее сводится к следующему: существует не одна реальность, иерархически устроенная, гармоничная, благая сама в себе, но две (или больше). Имманентная реальность покоится на узурпации, на попытке выдать худшее за лучшее, за единственное и безальтернативное. И поэтому имманентная власть есть власть онтологически неправая, неправедная, злая. Ранние гностики опирались на апостола Павла - "потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века этого, против духов злобы поднебесной". Христианская версия гностического анархизма покоится на этом фундаменте. Далее, правда, у того же Павла сказано: "Рабы, повинуйтесь господам (своим) по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу". Ортодоксия совмещает призывы к социальному конформизму и к духовному нонконформизму. Радикальные гностические круги продлевают призыв к нонконформизму и на социальный план. Но эта революция против "мира сего" в полноценной анархо-гностической картине предполагает и вторую утвердительную часть. Против мира сего за мир иной, за лучший мир, за "наш" мир, за новый мир. И этот альтернативный мир имел позитивные, созидательные черты. Это - световая вселенная, мир Благого и Справедливого Божества, мир истинного Добра, узурпированного сатаной, "злым демиургом". Следовательно, структурно и типологически крайняя революционность анархизма скрывает в себе крайнюю степень консерватизма, утвердительности, созидательности, только радикально трансцендентного порядка. Это не безответственный нигилизм. Это отрицание того, что, по мнению гностического анархизма, само по себе является тотальным отрицанием Добра. Империя: сакральная и профаническая Проследить мистические корни западного анархизма не составляет труда. Но причем здесь бегуны, староверы, которых называют наиболее последовательными русскими анархистами? К которым исследователи возводят мировоззрение Бакунина? Которых пытался подвигнуть на масштабный антигосударственный террор Кельсиев? Гностики формулировали свои радикальные доктрины в доимперской среде, когда христианство еще не стало правящей религией. Их отторжение мира сего подкреплялось наблюдениями за языческой, невоцерковленной средой позднего Рима, подтверждая их радикализм отказа от всего внешнего. Иными словами, гностики были "против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего:" еще и потому, что те были нехристианскими - эллинами или иудеями. При воцерковлении Империи власть стала христианской. И гностический анархизм рассеялся. Возобновление такой линии приходится на тот период христианства, когда номинально христианское общество начинает отчуждаться от своей сути. И в этот момент снова становится актуальным тот же самый дуалистический подход, радикально и бескомпромиссно противопоставляющий мир сей и мир иной, "власти мира сего" властям мира иного. Диагноз бегунских наставников Именно в период полной десакрализации католичества возникают радикальные масонские ложи. А десакрализация никоновской Руси, романовской, прозападной, "кадровой" России, трагически осознается наиболее крайними кругами русских православных мистических патриотов - староверов. Бегуны зашли в отрицании "властей начальств и мироправителей века сего" дальше других, считая, что антихрист уже воцарился в лице Петра Первого. Так произошло типологическое сближение крайних беспоповских толков с гностической формулой, элементы которой видны уже у тех русских аскетов, кто воспринял падение Византии как абсолютную апокалиптическую катастрофу - особенно с линией нестяжателей, позднее последователей радикального старца Капитона. Анархия - мать Добра Крайний нигилизм анархистского импульса оказывается отнюдь не последним словом в десакрализации и отрицании Традиции. Напротив, в основе его лежит тотальное несогласие с этой десакрализацией, абсолютное отвержение именно "мира сего", "века сего", в котором правят злой демиург и его аколиты, "авлийи эш шайтан", "святые сатаны". Сама знаменитая формула "анархия мать порядка" есть перевод в социальное измерение тезиса о необходимости радикальной отмены мира зла для того, чтобы смог обнаружить себя мир Добра. Так как мир зла является"преградой" для его обнаружения ("сатана" на древнееврейском "преграда"), то его надо разрушить до основания. Важно, что анархисты понимают "новый мир" не как свое создание, но именно как обнаружение. Они хотят не реформировать, переустроить, подновить реальность, они хотят радикально преобразить само ее качество. Они в этом были последовательные консерваторы, будучи наиболее последовательными разрушителями. Но разрушают они сам дух разрушения, идола "ветхого порядка", крепость демиурга. Странная "душеспасительная" акция Анархисты считаются синонимом радикального террора. Но и за этим стоит не столько социальный, сколько онтологический, космологический смысл. Террор для анархистов не средство добиться политического признания. Он носит не столько социально-политическую, сколько антропологическую нагрузку. Террористы-анархисты бросают бомбы не в людей, не в представителей класса, не в социально значимые фигуры. Они бросают бомбы в антихриста и его слуг, и сам этот акт является уже в самом себе своим собственным оправданием и своим собственным обоснованием. Анархо-террор является, в конечном счете, "акцией душеспасительной". Он призван спасти "мировую душу" из ядовитых объятий узурпатора. Правый анархизм и Россия Теперь легко понять, откуда "правые элементы" у классиков анархизма - Штирнера и Прудона. Это два полюса в рамках анархизма: один-персоналистский, другой-коллективистский. Штирнер учит о единственном, о подлинном субъекте, выходящем из-под гипноза могуществ мира сего, воплощенных в социальной системе, ее штампах, иерархии ее зависимостей. И здесь он вплотную подходит к гностической концепции "атмана", высшего духовного "Я", развитого в индуизме, эзотеризме иных традиций. Отсюда интерес к Штирнеру Эволы, включающего его в свой философский пантеон. Прудон - противоположный полюс. Его "правизна" не в"науке Я" (концепции "Единственного"), но в идеализации сельской общины, автономии естественных органических коллективов, которые, выходя из-под контроля отчуждающего могущества Государства (демиурга), возвращаются к корням общинного существования, связанного с традиционной этикой и землей, почвой. Это есть идеал, приближенный к идеалу раннехристианской Церкви, то есть снова глубоко архаическое и "правое" по сути явление. Бакунин и Кропоткин стоят на том даже уровне, что и Штирнер и Прудон. Россия традиционно занимает, по меньшей мере, половину мест в левом движении, тогда как остальная половина приходится на представителей всех остальных европейских и неевропейских народов. Налицо явная диспропорция. И победа крайне левых в октябре произошла только у нас. Замечательно, что именно в нашей глубоко "реакционной", "архаической", "почвенной", "консервативной" стране и таком же народе. Это не случайно. Нам крайне близок этот парадоксальный дух, этот гностический пульс, этот удивительный духовно-религиозный и социальный одновременно комплекс, который стоит за феноменом радикального мистического анархизма, этой крайней формы Консервативной Революции.
